читать дальшеПрослушивание поэзии вызывает у Егора вдохновенное состояние. Раз в такую минуту он сотворил стих на манер Омара Хайяма (Егору неизвестного). Утверждает, что долго его вынашивал:
Таинственный стих
Полон поэзии,
И также все мы
Полны своей жизнью.
Но если коснешься ты
Смерти огня
То тайна покинет тебя навсегда...
Один из моих первых Глюков:
Ум рыбы —
Смесь ярких сочных красок,
Неизведанная мысль,
Которая идет сквозь нить тончайших снов.
...Во сне я попал через глаза рыбы в ее ум:
Безмолвный яркий шар,
Где мысль хвостатым сгустком
Проносится вдоль сетчатого свода.
...От шара отвихлялся коридор — спинной мозг — и в конце концов этот хвостатый шар туда залетел.
...У рыбы есть чувство того, что человек никогда не почувствует:
Про рыбу,
Спящую в глубинах потока,
Где не ступала нога мертвеца -
Чувствует любое движение твое,
Чувствует приближенье твое...
...Клетчатка наполнена знанием о видениях, страхах и о том, что увидел:
Чьи плавники касались шумных вод -
Безмолвная как сон
А дальше? —
Рисунки черепов -
Искра в колесах жизни...
...Зрачок — это как мир в бездне белка, что содержится в яйце глаза.
...Потом я вышел из глаз, а там даже не было видно верха:
Как белый сумрак пустоты,
Как снег ромашки — символ странствий,
Вокзал подводных поездов,
Подводных призраков исканья...
...Дальше я поплыл вверх и когда очутился в воздухе, все уже кончилось.
Болтает что-то. Спрашиваю просто так: — Это что, по-латыни? — Даа. — Нук, скажи что-нибудь по-латыни. — А-д-а-вернадского!...
Стоит у окна. — Вот туда тетка пошла... — Вот здесь тетка не пошла...
Увидел припрятанный второй пакет: — Йогурт!! — Это мы белочке оставим. Белочка просила... — Я — белочка!
— Станция Простудная, станция Полежаевская, станция Пещера Шанидар.
— Это жук-носорог, видишь, какой у него рог на носу... Трогает папу за морду: —Это — носорог.
— Машина гудит, кого-то зовет. Хозяина!
Папа грустным голосом предлагает: — Может мне пить начать... Из под стола, громко, экстрасенсорно: — Не пить! Осторожно, не пить!! Астадионт: осторожно, двери закрываются, следующая станция — асцентадионт!!!
Должна прийти няня. Грустит. — Ну расскажи папе, что случилось? — Горе.
Утром. Гладит папу по лицу: — Сыночек мой...
— Я птинц, я птенц. В гнезде, мама, клюй, клюй. (Смесь принца и птенца)
Глубокомысленно предостерегает: — Мама, не ешь муравьев, они такие червячки.
— Как по-английски петух — “кок”? Уверенно: — Нет, “кукареку”.
Утро: — Старый дикобраз хочет баночку варенья.
— Я буду курить, а ты мне включи музыку.
Важно поедает ложкой овсянку: — Я кушаю вобще, да-да-да, я кушаю вобще.
— Эти жуки, они очень ползают. Кошмар, какой жук ползает.
— Это змея, боись, боись, она очень ползает.
На аэродроме, возбужденно сообщает: — Вертолеты там стоят, выскочили и стоят. Страшным голосом: — Машины разбитые там стоят и дрожжат от холода!
(Папа) — Смотри, как волк воет: У-у-у! Подозрительно оглядел: — Тебе нужно лекарство.
Про любовь. — Как по улице бежал зайчик, и говорит: как бежал зайчик и белочка с хвостиком, и говорит белочка: “Не надо”...
Идет, держась за руки обоих родителей и возбужденно бормочет: — Черное, мы идем смотреть черное. Мы прийдем, увидим черное и удивимся: какое черное!
— С музыкой случилась беда, она была большая музыка, а стала маленькая она.
— Возьмись откуда выскочил.
Неожиданно спрашивает о клочке бумаги: — Это что написано? — Какие-то буковки, я даже не могу разобрать. — И я не могу разобрать. Я даже не понимаю, что там написано.
— И еще одна заноза коснулась моих ног.
Смотрит жуков. Мыслит: — У нас нет крыльев. Просто мы личинки такие.
Обнимает приехавшего друга. Нежно: — Дурак ты мой.
Егора взволновал печальный сюрреалистический олень с обложки журнала: — Что-то он бабушку свою потерял, наверно?!
— Баба плачет, курочка плачет, а дед и говорит: не плачь, мышка, не плачь курочка. Снесу новое яичко. Сгорела бабушка. От ужаса сгорела бабушка.
— Папочка, я переживаю. — Ну, расскажи. — Уже переживал. (Плюет овощ)
Ремонтные работы. — Я боюсь. — Чего боишься-то? — Как ты молоточишь. Я спрячусь под стол.
— Ну, как ты живешь? — Хорошо и плохо.
— Я охотник. Я стреляю в никого.
Улучив минуту, завизжал в самое ухо. — Мышка заревела. Я хитрая мышка.
Трогательным голосом рассуждает: — Бедный я трамвайчик, без друзей, одинокий, без вагончиков.
За столом свирепо заявляет: — А вы знаете, что эта рыба зловредно пахнет? — И чем же она пахнет? — А землей!
Сидит на горшке и смотрит высокую моду Парижа. — Ой, какие девки. — О, какая коза! — Я просто отдыхаю на горшке. Я на такой бочке сижу, что у меня кружится голова.
— Ты по мне соскучился, грязная свинья! (папе)
3 года.
(дает глобус) — Вот тебе земновый шар, чтобы ты не болел. Папа, ты оживел?
Слушает Вивальди. — Это музыка про Джона. Папа, когда был маленьким, он был Джоном. Это наверно про него музыка.
Весело предлагает: — А если ты хочешь подраться, то я тебе шею сверну!
— Егорка, там каша с изюмом. Е: (С самой поучительной интонацией) — Каши с изюмом не бывает!
— Я из йога превратился в принца... Ну, давай, запиши, пропиши про меня, про принца дучистого, нарисуй принца любви...
— ...Волка боюсь, еще тигра злого, еще тюленев злых, боюсь волка еще одного и ворона страшного. Белый Бада страшный, а Черный нестрашный.
С очень похожим ритмом подражает плеску воды, падающей из крана в ванну: — Водичка говорит “петров-сал-тари-нау...”
Наблюдает за карандашной строкой: — Слушай, а ты пишешь, как из машины вылетает дым.
В садике некая девица заехала ему палкой по скуле. Стал рассказывать окольными путями: — И она меня немного вот так... царапнула. — И ты расстроился? — Не очень. Я как взрослый мужчина — плакал без слез.
— Быстро закрывай глаза и спи. — Папочка, мне тебя не видно. Щас буду плакать. Мне тебя так не видно.
Мифические существа живут в пожарном кране: Боновики — они страшные, но добрые, живут они в общежитии за дверью пожарного крана. У бановиков [может быть, домовики + добрый председатель студкома Банников?] 2 рта, один на хоботе, один на кране. А детки у них — буновики.
— Не надо было вам вырастать, чтоб меня родить, а надо было , чтоб ваши родители и меня родили. И мы бы выросли и на роликах катались.
Папа удивился, что он в чем-то там разбирается. Егор заявляет, лежа и обстоятельно: — Ну как это тебе объяснить... Я всё — знаю, а некоторое — не знаю.
— Братец Голос: Тук-тук, кто там? Кто-нибудь спит?
— Иди отсюда, брысь. — А у меня и след простыл.
— Я возьму перо и буду писать, как Пушкин. Записываю: Пушкин, Пушкин, друзья по тебе скучают.
3 года.
На предложение написать маме письмо отвечает: — Писать так много, как много снега на севере, нельзя.
Объяснение. — Мы с папой упали в две ямы. В них росли шины. Длиннющие шины. И мы свернули ноги вот так. И мы с папой шли-шли и пришли домой. А мама нам замотала ноги. И вот теперь я могу крутить велосипед только одной ногой.
Всю первую ночь сопел, храпел, тревожил бабушку. Утром она встает с кругами под глазами. Первые слова Егора: — Бабушка, ты мне всю ночь спать не давала, храпела!
— Я видел что-то гигантское, какую-то точку гигантскую!
Потребовал найти некую игрушку. Нашел ему и издали бросил на кровать. — Ты почему кинул, а не вежливо дал?!
— Нам надо научиться раньше вставать. — Да, я вот тут бедный — один, всё командую, да командую...
4 года.
— Я буду лететь в Хабаровск, смотреть в окно и говорить, не умолкая...
— В самолете мне было уютно.
— Ноги встали, а тело не встало — это собака! (Наверное загадка про родителей, которые всякое время лежат и спят)
— Ну а ты меня вспоминал? — Да. — А что ты вспоминал? — Так, разное. Детство свое.
— Сколько будет три плюс один? — Шесть. А теперь я вас проверю: сколько будет два плюс два?
— Мамо, что у тебя такая грустная голова и даже морда?
— Изящная пауза все-таки этот мир...
— Легенда — это жена, а миф — это жених.
Конец февраля, оттепель. Едет в трамвае, бормочет: — ...Гигантская лужа, все в нее попадут и будут плавать... А я? Я плавать не умею... Буду ходить по дну!..
5 лет.
О рисунке: — У меня получился рот какой-то вопросительный, глаза какие-то испуганные, а брови нахмуренные, вобщем получилась смешанная порода лица.
Задерживается в ванной. Наконец приходит, глядь — а он весь в пластыре. — Брился и поранился. — А почему лоб и нос? — Да рука так скользнула.
6
— Какие-то письма... от Аллаха.
— Ты в школе дерешься? — Ага. Практически каждый день приходится доказывать свое достоинство.
7
— Я когда вырасту — никогда не буду мыться. Буду грязью зарастать. Если только не женюсь. — Нет, надо мыться, а то девочки не будут любить. — Ничё подобного! Я однажды вонял, как скунс, а в меня одна — каак влюбилась...
— А у женщины есть какие-нибудь отличия в контуре тела? — Ага. Она бывает пожирнее.
8-9
— Ты можешь грызть мой позвоночник, объедать мой обълягавый костьлей!
— Как говорят: свинью не сади на стол, она на него и ляжет! (...Или как там?)
Оставался один дома. — Ну и чего ты делал? — Ну там, книжку читал. Телек смотрел. Потом поискал: нет ли где — сделать хорошего дела... Не нашел.
Подписал письмо: — Егор Призрак Каланхоэ (рыцарь)
Папа (устало, озабоченно) — Щас я все сделаю, доработаю и поеду. Егор (добрым позволяющим голосом) — Да нет, ничего. Тебе если нужно работать — то работай. А если не нужно, то... не работай!
Папа — Давай-ка, иди мыться! Егор — Не буду! П. — Почему? Е. (убедительно) — Буду мыться вечером! П. — Ну почему вечером? Е. (громко, с расстановкой, печально выпучив глаза) — Потому — что — вечером — я стану — грязнее!!
Пока папа ведет заумные беседы, Егор сидит за столом. Перед ним большая тарелка, из которой всем будут накладываться порции творога на завтрак. П. — Представь, что ты участвуешь в социологическом опросе, как отец маленького ребенка. И вот перед тобой поставлен вопрос: “Что вас тревожит в будущей судьбе вашего чада?” Е. (спокойно, отправляя огромную ложку творога в рот) — Ничё...
@музыка:
La Valse d'Amйlie (Version Piano)
@настроение:
ностальгия... мечтаю стать студентом биофа