Избранные перлы, рассказанные от лица моего Папандры:
2 года.
Болтает что-то. Спрашиваю просто так:
— Это что, по-латыни?
— Даа.
— Нук, скажи что-нибудь по-латыни.
— А-д-а-вернадского!...
Стоит у окна.
— Вот туда тетка пошла...
— Вот здесь тетка не пошла...
Увидел припрятанный второй пакет:
— Йогурт!!
— Это мы белочке оставим. Белочка просила...
— Я — белочка!
— Станция Простудная, станция Полежаевская, станция Пещера Шанидар.
— Это жук-носорог, видишь, какой у него рог на носу...
Трогает папу за морду:
—Это — носорог.
— Машина гудит, кого-то зовет. Хозяина!
Папа грустным голосом предлагает:
— Может мне пить начать...
Из под стола, громко, экстрасенсорно:
— Не пить! Осторожно, не пить!! Астадионт: осторожно, двери закрываются, следующая станция — асцентадионт!!!
Должна прийти няня. Грустит.
— Ну расскажи папе, что случилось?
— Горе.
Утром. Гладит папу по лицу:
— Сыночек мой...
— Я птинц, я птенц. В гнезде, мама, клюй, клюй.
(Смесь принца и птенца)
Глубокомысленно предостерегает:
— Мама, не ешь муравьев, они такие червячки.
— Как по-английски петух — “кок”?
Уверенно:
— Нет, “кукареку”.
Утро:
— Старый дикобраз хочет баночку варенья.
— Я буду курить, а ты мне включи музыку.
Важно поедает ложкой овсянку:
— Я кушаю вобще, да-да-да, я кушаю вобще.
— Эти жуки, они очень ползают. Кошмар, какой жук ползает.
— Это змея, боись, боись, она очень ползает.
На аэродроме, возбужденно сообщает:
— Вертолеты там стоят, выскочили и стоят.
Страшным голосом:
— Машины разбитые там стоят и дрожжат от холода!
(Папа) — Смотри, как волк воет: У-у-у!
Подозрительно оглядел:
— Тебе нужно лекарство.
Про любовь.
— Как по улице бежал зайчик, и говорит: как бежал зайчик и белочка с хвостиком,
и говорит белочка: “Не надо”...
Идет, держась за руки обоих родителей и возбужденно бормочет:
— Черное, мы идем смотреть черное. Мы прийдем, увидим черное и удивимся: какое черное!
— С музыкой случилась беда, она была большая музыка, а стала маленькая она.
— Возьмись откуда выскочил.
Неожиданно спрашивает о клочке бумаги:
— Это что написано?
— Какие-то буковки, я даже не могу разобрать.
— И я не могу разобрать. Я даже не понимаю, что там написано.
— И еще одна заноза коснулась моих ног.
Смотрит жуков. Мыслит:
— У нас нет крыльев. Просто мы личинки такие.
Обнимает приехавшего друга. Нежно:
— Дурак ты мой.
Егора взволновал печальный сюрреалистический олень с обложки журнала:
— Что-то он бабушку свою потерял, наверно?!
— Баба плачет, курочка плачет, а дед и говорит: не плачь, мышка, не плачь курочка. Снесу новое яичко. Сгорела бабушка. От ужаса сгорела бабушка.
— Папочка, я переживаю.
— Ну, расскажи.
— Уже переживал. (Плюет овощ)
Ремонтные работы.
— Я боюсь.
— Чего боишься-то?
— Как ты молоточишь. Я спрячусь под стол.
— Ну, как ты живешь?
— Хорошо и плохо.
— Я охотник. Я стреляю в никого.
Улучив минуту, завизжал в самое ухо.
— Мышка заревела. Я хитрая мышка.
Трогательным голосом рассуждает:
— Бедный я трамвайчик, без друзей, одинокий, без вагончиков.
За столом свирепо заявляет:
— А вы знаете, что эта рыба зловредно пахнет?
— И чем же она пахнет?
— А землей!
Сидит на горшке и смотрит высокую моду Парижа.
— Ой, какие девки.
— О, какая коза!
— Я просто отдыхаю на горшке. Я на такой бочке сижу, что у меня кружится голова.
— Ты по мне соскучился, грязная свинья! (папе)
3 года.
(дает глобус) — Вот тебе земновый шар, чтобы ты не болел. Папа, ты оживел?
Слушает Вивальди.
— Это музыка про Джона. Папа, когда был маленьким, он был Джоном. Это наверно про него музыка.
Весело предлагает:
— А если ты хочешь подраться, то я тебе шею сверну!
— Егорка, там каша с изюмом.
Е: (С самой поучительной интонацией)
— Каши с изюмом не бывает!
— Я из йога превратился в принца... Ну, давай, запиши, пропиши про меня, про принца дучистого, нарисуй принца любви...
— ...Волка боюсь, еще тигра злого, еще тюленев злых, боюсь волка еще одного и ворона страшного. Белый Бада страшный, а Черный нестрашный.
С очень похожим ритмом подражает плеску воды, падающей из крана в ванну:
— Водичка говорит “петров-сал-тари-нау...”
Наблюдает за карандашной строкой:
— Слушай, а ты пишешь, как из машины вылетает дым.
— Мамины башмаки сказали “ой, блин”. (Дырявые донельзя, хлюпающие ботинки)
В садике некая девица заехала ему палкой по скуле. Стал рассказывать окольными путями:
— И она меня немного вот так... царапнула.
— И ты расстроился?
— Не очень. Я как взрослый мужчина — плакал без слез.
— Быстро закрывай глаза и спи.
— Папочка, мне тебя не видно. Щас буду плакать. Мне тебя так не видно.
Мифические существа живут в пожарном кране:
Боновики — они страшные, но добрые, живут они в общежитии за дверью пожарного крана. У бановиков [может быть, домовики + добрый председатель студкома Банников?] 2 рта, один на хоботе, один на кране. А детки у них — буновики.
— Не надо было вам вырастать, чтоб меня родить, а надо было , чтоб ваши родители и меня родили. И мы бы выросли и на роликах катались.
Папа удивился, что он в чем-то там разбирается. Егор заявляет, лежа и обстоятельно:
— Ну как это тебе объяснить... Я всё — знаю, а некоторое — не знаю.
— Братец Голос: Тук-тук, кто там? Кто-нибудь спит?
— Иди отсюда, брысь.
— А у меня и след простыл.
— Я возьму перо и буду писать, как Пушкин. Записываю: Пушкин, Пушкин, друзья по тебе скучают.
3 года.
На предложение написать маме письмо отвечает:
— Писать так много, как много снега на севере, нельзя.
Объяснение.
— Мы с папой упали в две ямы. В них росли шины. Длиннющие шины. И мы свернули ноги вот так. И мы с папой шли-шли и пришли домой. А мама нам замотала ноги. И вот теперь я могу крутить велосипед только одной ногой.
Всю первую ночь сопел, храпел, тревожил бабушку. Утром она встает с кругами под глазами. Первые слова Егора:
— Бабушка, ты мне всю ночь спать не давала, храпела!
— Я видел что-то гигантское, какую-то точку гигантскую!
Потребовал найти некую игрушку. Нашел ему и издали бросил на кровать.
— Ты почему кинул, а не вежливо дал?!
— Нам надо научиться раньше вставать.
— Да, я вот тут бедный — один, всё командую, да командую...
4 года.
— Я буду лететь в Хабаровск, смотреть в окно и говорить, не умолкая...
— В самолете мне было уютно.
— Ноги встали, а тело не встало — это собака!
(Наверное загадка про родителей, которые всякое время лежат и спят)
— Ну а ты меня вспоминал?
— Да.
— А что ты вспоминал?
— Так, разное. Детство свое.
— Сколько будет три плюс один?
— Шесть. А теперь я вас проверю: сколько будет два плюс два?
— Мамо, что у тебя такая грустная голова и даже морда?
— Изящная пауза все-таки этот мир...
— Легенда — это жена, а миф — это жених.
Конец февраля, оттепель.
Едет в трамвае, бормочет:
— ...Гигантская лужа, все в нее попадут и будут плавать... А я? Я плавать не умею... Буду ходить по дну!..
5 лет.
О рисунке:
— У меня получился рот какой-то вопросительный, глаза какие-то испуганные, а брови нахмуренные, вобщем получилась смешанная порода лица.
Задерживается в ванной. Наконец приходит, глядь — а он весь в пластыре.
— Брился и поранился.
— А почему лоб и нос?
— Да рука так скользнула.
6
— Какие-то письма... от Аллаха.
— Ты в школе дерешься?
— Ага. Практически каждый день приходится доказывать свое достоинство.
7
— Я когда вырасту — никогда не буду мыться. Буду грязью зарастать. Если только не женюсь.
— Нет, надо мыться, а то девочки не будут любить.
— Ничё подобного! Я однажды вонял, как скунс, а в меня одна — каак влюбилась...
— А у женщины есть какие-нибудь отличия в контуре тела?
— Ага. Она бывает пожирнее.
8-9
— Ты можешь грызть мой позвоночник, объедать мой обълягавый костьлей!
— Как говорят: свинью не сади на стол, она на него и ляжет! (...Или как там?)
Оставался один дома.
— Ну и чего ты делал?
— Ну там, книжку читал. Телек смотрел. Потом поискал: нет ли где — сделать хорошего дела... Не нашел.
Подписал письмо:
— Егор Призрак Каланхоэ (рыцарь)
Папа (устало, озабоченно) — Щас я все сделаю, доработаю и поеду.
Егор (добрым позволяющим голосом) — Да нет, ничего. Тебе если нужно работать — то работай. А если не нужно, то... не работай!
Папа — Давай-ка, иди мыться!
Егор — Не буду!
П. — Почему?
Е. (убедительно) — Буду мыться вечером!
П. — Ну почему вечером?
Е. (громко, с расстановкой, печально выпучив глаза) — Потому — что — вечером — я стану — грязнее!!
Пока папа ведет заумные беседы, Егор сидит за столом. Перед ним большая тарелка, из которой всем будут накладываться порции творога на завтрак.
П. — Представь, что ты участвуешь в социологическом опросе, как отец маленького ребенка. И вот перед тобой поставлен вопрос: “Что вас тревожит в будущей судьбе вашего чада?”
Е. (спокойно, отправляя огромную ложку творога в рот) — Ничё...