Она поправила складочки брюк на себе – брюки были дорогие, из италийской ткани, - и, вздохнув, взглянула на небо.
Нежно-серые облака медленно ползли по небосводу, намекая на дождь.
Моросило; капельки оставляли на ее изысканно-кремовом, но почему-то сшитым по мужскому фасону пиджаке уточенные слегка темнеющие разводы, и ветер трепал ее сложноуложенную фигурную прическу, ничуть, однако, ей не вредя. Из проезжавшей мимо машины донесся хор небесный, аккомпанирующий небезызвестному товарищу Тиллю – звуки созданной ею почти год назад рекламы:
Хайнц!
Вот лучший Кетчуп,
Хайнц!
Вот лучший кетчуп,
Томатов полный натуральных,
Хайнц!
Вот лучший кетчуп…
Машина проехала мимо, воздев в воздух брызги невинно-грязной лужи и слегка подпортив ими внешний вид брюк из италийской ткани, но девушка в кремовом пиджаке даже не заметила этого. Она ждала чего-то. Осень вступала в свои права, все выцветало и серчало. Осенний ветер шептал ей в ухо: Неет, моя девочка, ты не знаешь, что такое навязчивость. Навязчивость – это апокалипсис, это конец. Пока ты не выполнишь ее требования, не нарисуешь свою Навязчивость, не напишешь ее на бумаге, не видать тебе покоя. Ууу, ты не знаешь что такое навязчивость…
Стройный седой автомобиль прошуршал по мокрому асфальту и остановился возле девушки, взмахнув дверцей. Дама юркнула внутрь, аккуратно поправив свои уже мокрые брюки. Осень вступала в свои права… ууу… нет, ты не знаешь, что такое навязчивость.
А у тебя есть мечта?
Город молчал.