Скандинавские берега

[braininavat]

Хоть это и многобукаф, но в се же, Урса, не хочешь сделать по этому комикс? Сюжета мало, но есть атмосфера.

Синее. Берег. Старый седой ветер колышет твою прическу. Море еще теплое. Ты лежишь на песке ногами к морю, лицом ко мне, и волны ласкают твое усталое тело. Почему мы здесь? Шесть дней назад ты вошла в мою норку, напевая старинную песенку: надо было идти. Я понял это еще вечером, и за ночь успел собраться. Куда? Это было не важно. Важно было – когда. Ветер шептал нам об этом. За окном была невыносимая тишина, нарушаемая лишь шорохом листьев под чьими-то неосторожными лапками или тогда еще молодым робким ветром. Все жители долины тоже выдвинулись в путь, многие – еще до наступления рассвета. Нет, никто ни о чем не договаривался. И паники не было. Не говоря ни слова, переселенцы просто двигались, оставляя все, что нажили здесь. Маленький дорожный узелок – единственное, да и то не у всех. И мы брели среди них. Унылые лица не выражали ни страха, ни печали. Они просто знали, что нужно двигаться. В первый же день многие не выдерживали темпа ходьбы и безнадежно отставали. Мы с тобой плелись где-то в самом конце, но от каравана пока еще не отбились. В каньоне, не говоря ни слова, путники разделились. Большая часть проследовала к Горам Одиночества, а меньшинство, в числе которых оказались и мы с тобой, свернуло по направлению к морю. Небольшая группа остановилась на отдых в Синих пещерах, что в нескольких хвостах долины. Их мы больше никогда не видели. Следующий день был еще более жутким. Влажный морской ветер, пролетая над горами, озлоблялся, и его холодные струи сшибали нас с ног, ледяными иглами кололи наши тела. До моря оставалось немного. Когда нас осталось всего одиннадцать (я не считаю мелких зверушек, что провели весь переход, сидя на наших плечах), мы с тобой свернули с горной дороги. Идти по песчаной тропе внизу было немногим легче, но зато там ветер был не таким суровым. Впереди уже показалось море, а мы все брели без остановок в неизвестность…
И вот оно – синее и могучее. На четвертый день мы добрались до берега. Песок поразил нас странными, невиданными ранее узорами, нарисованными ветром. Становилось все холоднее. На шестой день мы забрели в бухточку. Там ветер был не страшен, и мы искупались, наконец, в прозрачных водах неспокойного моря. Закаты стали зеленеть. Все в природе стихло, ушло. А мы брели по пустому берегу моря. Ветер все крепчал. Хотелось есть. Великий исход не принес нам ничего, но мы не жаловались. А утром седьмого дня страшный грохот продрал предрассветную тишину. В ту ночь мы не ложились, продолжая путь, этот звук испугал нас и заставил двигаться еще быстрее. Мы двигались на юг и поэтому не могли видеть, как минутой ранее небо на севере разодрал ослепительный свет. Через час-другой море стало теплеть, хотя уже ураганный ветер гневно унес все наше тепло на север, туда – откуда мы шли. Мы купались, и ты ныряла все глубже и глубже в экстазе, а, выйдя из воды, отряхнулась, и брызги полетели в меня. Мы много смеялись. Но было грустно. Присев на песок, мы стали вспоминать, сколько же всего мы бросили там, дома…
К вечеру море стало кипеть. Находиться рядом было уже опасно. И мы пошли в дюны по направлению к Городу Холмов…
Величественные горбы земли, раскинувшиеся перед нашими взорами, пугали и одновременно восхищали своей бесконечностью. Синева травы прекрасно сочеталась с мерцающим с севера зловеще-желтым горизонтом. Великолепный зеленый закат был совершенен – если не считать его странного цвета. Ночью прошел дождь, и вода была непривычно кислой. В отблесках далекой грозы было видно, куда ушел ветер: на нашей родине бушевал ураган, в гневе размахивая своей воронкой. Рассвет был даже не зеленым, неоновым. Из земли полезли черви и жучки, и на воздухе они все погибали, но не гнили. Это было страшно, гнетуще-страшно. А твои всегда пышные рыжие волосы стали выпадать. Да и мои тоже. Ветер как-то сразу же подряхлел. Но идти все равно было трудно. Даже труднее, чем в начале пути. Ты сказала, что чувствуешь себя очень старой. И я стал таким же дряхлым, как и ветер, но тебе не сказал. Мы знали, что это конец, что наш мир никогда не станет таким, как был. И синяя трава, и зеленый рассвет, и усохший ветер, и мерцающе-желтый север тихо соглашались с нами, но страх не отпускал нас, и мы продолжали двигаться на юг. Вскоре (хотя тогда мы уже потеряли чувство времени) с неба посыпались гигантские семена неведомых нам красных растений. Они засыпали все холмы, и стали быстро прорастать сквозь синюю траву. Мимо нас пролетела стая каких-то тапочек с крыльями. Наши тела покрывались язвами, волос уже давно не было. Когда зашло солнце, ты не смогла двигаться дальше. Я лег рядом с тобой и попытался в последний раз обнять тебя, но и это не вышло. Мышцы перестали слушаться и меня тоже. И так мы лежали до самого утра, пока солнце не стало фиолетово-красным…
Вспыхнула перегоревшая лампочка. Я открыл глаза. Стук разбудил меня. Это ты стучала в дверь моей норки. Пора было идти, и я знал это. В окно задувал молодой ветер, мой мозг превращался в кисель, а ты напевала старинную песенку, наверно, еще тех времен, когда среди нас жили тролли. Я услышал всего пару строчек, но сразу все понял:
Такие красивые скандинавские берега,
Нам больше не нужна, нам больше не нужна война…
Ветер подпевал тебе.