Все вокруг плыло в тумане: в ушах стучало то ли сердце, то ли огромные колеса судьбы на вечной железной дороге… я не знал, что я и зачем. Потом я прояснил, где. Я находился в узком коридоре противно-желтого цвета, прямо перед той точкой, где должен был находиться я, висели металлические поручни. В голову проникли звуки: «Станция “Красные ворота”». Я осознал себя, и понял, что у меня четыре конечности, на двух из которых я стою, один отросток, почти полностью заполненный жидкостью и происходящей там электрической активностью, и туловище, все это объединяющее. Это так, в целом. Мелькнул и погас белый свет. «Осторожно, двери закрываются» - прохрипело нечто в пространстве и замолкло.
Мрачное откровение в духе Паланика. Или, скорее Брэдбери.
Вскоре мой взгляд кое-как сфокусировался на грязном стекле, за которым мелькала тьма. Дальше пришли слова – до этого я мыслил образно. Они вступили в какофонию перестуков многоголосым шепотом и внесли в нее некоторую осмысленность. Я понял, что вокруг меня стоят и сидят такие же живые существа – в общем-то, мы с ними были очень похожи. То же количество конечностей, тот же химический состав, и – что было даже немного подозрительно – та же форма мышления. Я понял, что держусь одной из конечностей – рукой – за металлический поручень у меня над головой. Никто иной за него не держится, все сидят и вежливо смотрят в пол. Мне даже показалось на секунду, что через металл течет неведомая энергия, и, прикоснувшись, эти существа к ней прикасаются, а прикоснувшись к одному поручню с другими существами – включаются в общую сеть обмена мыслей. Потому они все и боятся поделиться со мной сокровенным – глупость, их мысли я и так видел. Но потом я решил, что немного переборщил – нас трясло, и поручень помогал держаться на ногах. Внезапно пришло понимание того, что мы движемся в пространстве на довольно большой скорости. Я окончательно проснулся. Стучали все-таки колеса; весь мир вокруг меня был пропитан этим стуком.
Неужели он настолько узок? С каждой минутой я узнавал о нем все больше и больше. Рядом со мной – стоящим сидела девушка. Она вдруг улыбнулась мне. Я смог выдавить из себя только горький звериный оскал. Девушка испугалась и уткнулась в мобильник. Я подошел к одному из стекол по бокам коридора – теперь я видел, что нахожусь в замкнутом пространстве. В стекле отражался, видимо, я – высок, широкоплеч, даже красив по меркам окружающих существ. Свет, проникавший через стекло, Стал гораздо ярче, и на мою сетчатку поступили сигналы о том, что я движусь вдоль какой-то платформы, постепенно замедляя ход. Потом по моим барабанным перепонкам ударил треск и информационный импульс: «Комсомольская». Волшебное слово.
Стекло в металлопластиковой оправе передо мной разверзлось, и я шагнул на серый гранит станции. Я увидел хищный единый поток людей – все они двигались в переход на кольцо, как можно было понять из их мыслей. Люди-муравьи. Толпа чернела своими странными мрачными балахонами – я был одет в точно такой же, насколько я помнил свое отражение. Иногда среди серой толпы мелькали яркие существа с крашеными отростками головы – они называются волосы, но в сущности они были все теми же муравьями. Му-ра-вей-ник. Я попробовал слово на язык. Вкусное. Люди шли, погруженные в свои проблемы. Их обезличивал этот поток – это выглядело отвратительно, и пусть моя жизнь не такая уж и длинная, ничего ужаснее я никогда не видел. Усталая женщина сидела на сумке в окружении двух спящих детишек. Она была бы даже красивой, если бы не грязные, будто после трудового крестьянского дня, руки и мешки под глазами. Дети не хотели дальше идти и уснули прямо здесь. Едет из Казани. Да. Мне вдруг стало смертельно жалко эту женщину. Я потянулся к ней мыслю – и помог. Как умел.
Резким шагом пошел дальше – к эскалатору. Мужик, такой весь немытый, лежал в углу и тихо стонал. У него сгорала печень – по крайней мере, ощущения были такие же. Я помог и ему.
Старуха тащила за собой тележку. Тяжелую. Про себя ругалась матом. Ей тоже было плохо. Ее и так больное сердце с радостью приняло мою помощь.
Кто-то заорал благим матом, когда старушка вдруг отяжелела и упала на его плечо. У этого человека тоже были проблемы.
Я зашел на эскалатор, пробиваясь сквозь толпу зевак (да, не каждый день увидишь бабульку, прям в метро откинувшую концы от разрыва сердца). Ехал на этой самодвижущейся лестнице и рассматривал людей, движещихся навстречу. Боже! Сколько страданий. Какой… ужас. На меня нахлынула вся эта боль, я поднял лик к потолку – там висела огромная люстра на трех тонких цепях, - и возопил, раскинув руки: «Зачем вы послали меня сюда, в это проклятое место?! Дайте мне силу, чтобы помочь им всем!»
Люстра покачнулась, и со скрипом сорвалась вниз, зацепив десяток людей. Одна из цепей зацепилась и порвалась лишь в последний момент, послав люстру, теперь похожую на колесо судьбы, вышагивать по ломающимся и рвущимся под ней беднягам. Я спасу вас всех, поверьте!
Люстра проломила стену с деревянными дверьми, прокатилась немного по улице и завалилась на бок, размазывая по асфальту кровь и еще что-то. Меня зажало в запоре, и я подался чуть вверх, глотнуть воздуха. Ребра сдавили с двух сторон в железные тиски две старушки по бокам от меня. Их в свою очередь тоже кто-то сдавил, оставив мне удовольствие любоваться задыхающимися морщинистыми лицами, с открытым ртом напоминающими надкусанные сушеные яблоки. Старухи что-то успевали орать. Все они спешили к выходу. Напрасно.
Я посмотрел наверх, и по изящно-белому куполу молниями изогнулись крохотные трещины. Раздался не грохот, а скорее крик проваливающегося внутрь себя здания – кошмар всех строителей этой станции метро.
А красиво, наверно, разлетелась пыль, когда все рухнуло.
Я хромал по улице, волоча за собой окровавленную, и, видимо, сломанную ногу в кровавых лохмотьях штанины. Не представляю себе, что у меня, только что выбравшегося из-под завалов на комсомольской, был за видок, но даже бомж, лежащий с похмелья в преддверии здания ярославского вокзала, вздогнул и захрипел, когда я ввалился внутрь. У бомжа страшно болела голова, и я помог ему с этим справиться – с моего разрешения у него в мозгу взорвался инсульт, который этот человек вполне заслужил своим пьянством. Его, наверное, можно было бы спасти, но кто стал бы спрашивать о самочувствии бомжа, когда рядом рухнул выход из метро «Комсомольская».
Ну ничего. Я всем страждущим помогу. Ждите, и скоро я приду и к вам – теперь я работаю аккуратнее. Расскажите мне о своей жизни. Пожалуйтесь о том, как все плохо. Я послушаю вас и пожалею, и облегчу оставшиеся секунды. Все горечи будут позади. С любовью, Каин.