Иисуса Христа не существовало, ведь так? Были только толковые торговые агентыангелы, которые решили продать товар и провели шикарную рекламную кампанию. Криэйторы всего мира до сих пор поклоняются их финальному перформансу - Казни и Воскрешению. А какая простота и изящество заложены в логотипе! Ведь крест, в сущности, можно рассмотреть где угодно - даже в полуцензурных сочетаниях наших хромосом (а ведь как это звучит, если опустить цензуру! Носитель ХУй-хромосом, или хозяйка ХХХ набора!)
Так же, в принципе, нет и автора этих слов, правда, у меня торговый агент похуже.
Тем не менее, я сижу в вагоне электрички, и еду от Купавны (ибо там живет моя сестра) до Москвы (ибо там тоже кто-то вдруг да и живет). Ровно... Эээ, забыл сколько, остановок. Точнее, поезд уже подъезжает к Курскому вокзалу.
Я выхожу в тамбур, где дым сигарет заменил атмосферу, наверно, столетья назад, и потому окна не запотевшие, а, скорей, закопченые. Двери заедает, и мне приходится раздвигать их, словно Гераклу - челюсти льва. Над площадью вокзала нависают мрачные буквы - "МОСК |-)" - это хвалят мой креатифф остатки имени столицы. Я говорю: "Спасибо!". Надпись мигает, отвечая мне: " О К! "
Через секунду надпись гаснет и загорается снова - почти в прежнем составе, только буква "М" немного покорежена итощившимся неоном. Над Москвой горит слово Nock, согласно словарю Мюллера значащее 1. зарубку, выемку на конце лука или на стреле (для тетивы), 2. 1) делать зарубки (если глагол), и наконец 2) - натягивать тетиву.
И я вхожу в этот город свободных лучников, опасливо прижимая к себе плеер - фобия Курского вокзала выработалась еще в детстве - и бодрым шагом пробиваюсь сквозь толпы людей к метро, даже не задумываясь, что меня на самом-то деле нет, - это просто мой торговый агент решил издать новую книгу в продолжение проекта "Глюк.Сотоварищи".
Хаджи-Мурат сел и сказал, что если только его пошлют на лугинскую линию и дадут войско, то он ручается, что поднимет весь Дагестан.
Я привыкла к нему так, что, когда он уезжал, мне казалось неловко жить одной.
Он говорил в таких случаях: "Потерпи, детка (на черновике было написано "сука"), скоро ты проснешься и этого мира не будет вообще"
Но, сволочь такая, все равно уезжал.
И сегодня я опять не почувствовала его рядом, в моей постели.
Он скакал где-о в степи и распевал военные песни:
Под белым флагом
над нами
Красная пятница
Воины Марса
Горим над Рейхстагом
кострами
Звезды закатятся
В мертвое царство
К чертовой бабушке
мечтами
Прыгать не хочется
надо
За блеском радужки
очками
Зырк - переводчица:
"Гады!"
ъ
А вдали от всего этого, скача по степи на благом мате и опилках, строй орков вторил своему сказителю-заводиле, пока их вождь, как водится - самый толстый и тяжелый орк - пытался влезть на боегого слона. Слон икал и пятился: вождь мог бы поднять его сам. А сказитель читал дерьмовое послание с пергамента вслух:
Боевым генералом меня нарекут,
Знамена свои поднимут,
Бой предсказал нам сорокопут -
Ударную группу вперед закинут
Орки, что против небес,
Проклятый Альвом народ
Перейдет мертвую реку вброд
Тут мы их всех и порежем. Буагага. Подпись: Сказитель-тролль.
Начиналась многовековая война, описанная Дарвином в пятой главе шестого тома общего сборника сочинений Ламарка, озаглавленная как "Краткое содержание "Войны и Мира" Толстого в одном предложении".
Глава эта действительно очень коротка. Она звучит так:
"1. Ебануться!"
Потом идет еще непонятная стенограмма, подписанная как "История сообщений". Там перечислены краткие заклинания, подчерпнутые Дарвином в распечатке, найденой в кабинете погибшего трагично товарища Достоевского. Тот в свое время стащил ее у графа де Сен-Жермена, упоминаемого о в некоторых источниках как Horus aka Glitch-Luke.
Horus aka G.Luke (23:06:40 10/01/2007)
и?
Horus aka G.Luke (23:06:43 10/01/2007)
учишься?
Horus aka G.Luke (23:06:54 10/01/2007)
рисуешь?
Horus aka G.Luke (23:07:00 10/01/2007)
блондинка?
До сих пор литературоведы спорят о смысловой нагрузке этих двух глав.
Нигилисты говорят, что Дарвин здесь превзошел даже самого Толстого в глубине своих философских происков, ломбардисты считают, что Ламарк должен застрелиться после такого обобщения его идей и упрощения смысловых конструкций до понятных идиоту, а битническое движение утверждает, что Дарвин тогда просто плотно курил траву.
у меня два вопроса. Во-первых, я талантлив? Во-вторых, разве не смешно это - быть мертвым и смотреть на живых? И еще - что есть оскорбление - не смерть ли?
- Все с тобой ясно. Мертвая любовь и вся такая хуйня.
- Мне так хреново... Готов был стать эмо с горя.
- Ясно, как восьмая нота. Черт, извини, надо запись на дайри отправить.
*в сторону: - да, мой ник переводится как Темный-Темный. Заткнитесь.
- Осмотрись вокруг. Любовь - это то, что нами движет. Съезди ты хоть на Зеленую Скалу, все равно ничего другого не найдешь.
- Ты меня доводишь. – а ты придурок.
- Она была самым близким мне существом…
- Чего ж она ушла-то?
Нет, это не дело. Надо начинать жить сначала. Когда вы расстались-то?
- Уже пять лет как… Живу пока.
Одиноко.
Я уже и наркотиками пытался сбить себя…
Подсел на кокаин.
Потом нашел выход – много секса.
Это был новый мир. Новая возможность. Я занимался виртуальным сексом с ночи до ночи...
Потом стало более-менее. Ударился в религию. Прошел курс лечения от наркотической зависимости. Вернулся к истокам себя и оторвал гнилую часть –избавился от тоски. Теперь я свободен…
- Через тернии к звездам. Тебе повезло… Только я не понимаю, неужели она была такой классной?..
Блин, вот расшифровал, и понял, что мог бы пойти по этому пути, если бы меня не спас пофигизм. Я ведь почти скатился, и все это было – и наркотики, и виртуал, но не так мощно, как в расшифровке, конечно.
Все вокруг плыло в тумане: в ушах стучало то ли сердце, то ли огромные колеса судьбы на вечной железной дороге… я не знал, что я и зачем. Потом я прояснил, где. Я находился в узком коридоре противно-желтого цвета, прямо перед той точкой, где должен был находиться я, висели металлические поручни. В голову проникли звуки: «Станция “Красные ворота”». Я осознал себя, и понял, что у меня четыре конечности, на двух из которых я стою, один отросток, почти полностью заполненный жидкостью и происходящей там электрической активностью, и туловище, все это объединяющее. Это так, в целом. Мелькнул и погас белый свет. «Осторожно, двери закрываются» - прохрипело нечто в пространстве и замолкло.
Вскоре мой взгляд кое-как сфокусировался на грязном стекле, за которым мелькала тьма. Дальше пришли слова – до этого я мыслил образно. Они вступили в какофонию перестуков многоголосым шепотом и внесли в нее некоторую осмысленность. Я понял, что вокруг меня стоят и сидят такие же живые существа – в общем-то, мы с ними были очень похожи. То же количество конечностей, тот же химический состав, и – что было даже немного подозрительно – та же форма мышления. Я понял, что держусь одной из конечностей – рукой – за металлический поручень у меня над головой. Никто иной за него не держится, все сидят и вежливо смотрят в пол. Мне даже показалось на секунду, что через металл течет неведомая энергия, и, прикоснувшись, эти существа к ней прикасаются, а прикоснувшись к одному поручню с другими существами – включаются в общую сеть обмена мыслей. Потому они все и боятся поделиться со мной сокровенным – глупость, их мысли я и так видел. Но потом я решил, что немного переборщил – нас трясло, и поручень помогал держаться на ногах. Внезапно пришло понимание того, что мы движемся в пространстве на довольно большой скорости. Я окончательно проснулся. Стучали все-таки колеса; весь мир вокруг меня был пропитан этим стуком.
Неужели он настолько узок? С каждой минутой я узнавал о нем все больше и больше. Рядом со мной – стоящим сидела девушка. Она вдруг улыбнулась мне. Я смог выдавить из себя только горький звериный оскал. Девушка испугалась и уткнулась в мобильник. Я подошел к одному из стекол по бокам коридора – теперь я видел, что нахожусь в замкнутом пространстве. В стекле отражался, видимо, я – высок, широкоплеч, даже красив по меркам окружающих существ. Свет, проникавший через стекло, Стал гораздо ярче, и на мою сетчатку поступили сигналы о том, что я движусь вдоль какой-то платформы, постепенно замедляя ход. Потом по моим барабанным перепонкам ударил треск и информационный импульс: «Комсомольская». Волшебное слово.
Стекло в металлопластиковой оправе передо мной разверзлось, и я шагнул на серый гранит станции. Я увидел хищный единый поток людей – все они двигались в переход на кольцо, как можно было понять из их мыслей. Люди-муравьи. Толпа чернела своими странными мрачными балахонами – я был одет в точно такой же, насколько я помнил свое отражение. Иногда среди серой толпы мелькали яркие существа с крашеными отростками головы – они называются волосы, но в сущности они были все теми же муравьями. Му-ра-вей-ник. Я попробовал слово на язык. Вкусное. Люди шли, погруженные в свои проблемы. Их обезличивал этот поток – это выглядело отвратительно, и пусть моя жизнь не такая уж и длинная, ничего ужаснее я никогда не видел. Усталая женщина сидела на сумке в окружении двух спящих детишек. Она была бы даже красивой, если бы не грязные, будто после трудового крестьянского дня, руки и мешки под глазами. Дети не хотели дальше идти и уснули прямо здесь. Едет из Казани. Да. Мне вдруг стало смертельно жалко эту женщину. Я потянулся к ней мыслю – и помог. Как умел.
Резким шагом пошел дальше – к эскалатору. Мужик, такой весь немытый, лежал в углу и тихо стонал. У него сгорала печень – по крайней мере, ощущения были такие же. Я помог и ему.
Старуха тащила за собой тележку. Тяжелую. Про себя ругалась матом. Ей тоже было плохо. Ее и так больное сердце с радостью приняло мою помощь.
Кто-то заорал благим матом, когда старушка вдруг отяжелела и упала на его плечо. У этого человека тоже были проблемы.
Я зашел на эскалатор, пробиваясь сквозь толпу зевак (да, не каждый день увидишь бабульку, прям в метро откинувшую концы от разрыва сердца). Ехал на этой самодвижущейся лестнице и рассматривал людей, движещихся навстречу. Боже! Сколько страданий. Какой… ужас. На меня нахлынула вся эта боль, я поднял лик к потолку – там висела огромная люстра на трех тонких цепях, - и возопил, раскинув руки: «Зачем вы послали меня сюда, в это проклятое место?! Дайте мне силу, чтобы помочь им всем!»
Люстра покачнулась, и со скрипом сорвалась вниз, зацепив десяток людей. Одна из цепей зацепилась и порвалась лишь в последний момент, послав люстру, теперь похожую на колесо судьбы, вышагивать по ломающимся и рвущимся под ней беднягам. Я спасу вас всех, поверьте!
Люстра проломила стену с деревянными дверьми, прокатилась немного по улице и завалилась на бок, размазывая по асфальту кровь и еще что-то. Меня зажало в запоре, и я подался чуть вверх, глотнуть воздуха. Ребра сдавили с двух сторон в железные тиски две старушки по бокам от меня. Их в свою очередь тоже кто-то сдавил, оставив мне удовольствие любоваться задыхающимися морщинистыми лицами, с открытым ртом напоминающими надкусанные сушеные яблоки. Старухи что-то успевали орать. Все они спешили к выходу. Напрасно.
Я посмотрел наверх, и по изящно-белому куполу молниями изогнулись крохотные трещины. Раздался не грохот, а скорее крик проваливающегося внутрь себя здания – кошмар всех строителей этой станции метро.
А красиво, наверно, разлетелась пыль, когда все рухнуло.
Я хромал по улице, волоча за собой окровавленную, и, видимо, сломанную ногу в кровавых лохмотьях штанины. Не представляю себе, что у меня, только что выбравшегося из-под завалов на комсомольской, был за видок, но даже бомж, лежащий с похмелья в преддверии здания ярославского вокзала, вздогнул и захрипел, когда я ввалился внутрь. У бомжа страшно болела голова, и я помог ему с этим справиться – с моего разрешения у него в мозгу взорвался инсульт, который этот человек вполне заслужил своим пьянством. Его, наверное, можно было бы спасти, но кто стал бы спрашивать о самочувствии бомжа, когда рядом рухнул выход из метро «Комсомольская».
Ну ничего. Я всем страждущим помогу. Ждите, и скоро я приду и к вам – теперь я работаю аккуратнее. Расскажите мне о своей жизни. Пожалуйтесь о том, как все плохо. Я послушаю вас и пожалею, и облегчу оставшиеся секунды. Все горечи будут позади. С любовью, Каин.
Было уже поздно – около часа ночи, и скоро поезд пересек бы границу, а вместе с ним и наш вагон – и слесарь Харука, и брюнетка Настя, и крыса Майка, и собака Тина, и проводница Годзилла…
Но.
Вдруг.
Толчок снизу вырвал из нежных объятий сна весь вагон. Мальчик Иван заплакал. Минуту все беспокойно ворочались, а потом все снова погрузились в сладкую дрему под мерный перестук колес.
Вспышка света была замечена только одиноким диджеем Сашей. Он не спал. Он слушал плеер. А свет, обволакивая весь вагон, заглянул внутрь и тут же боязливо отпрянул. И колеса перестали стучать.
Этот плацкартный вагон был рассчитан на 54,5 спальных мест, не считая туалетов и верхних грузовых полок, в народе известных, как «третьи». К полуспальным, к слову, относилась койка над проводницей, так как спать на ней порой бывало сложновато.
Но в данный момент в этом вагоне, курсировавшем между Москвой и Симферополем, проезжал сорок один человек. Так же в нем нервничала собака Тина, проживала политическая невозвращенка – крыса Майка, и страшно храпела проводница.
Маленький Иван, изобразивши Карлсона, что живет на верхней полке, решил, что это, видно, рычит Годзилла, и храбро прокрался в тамбур – поглядеть на чудовище. Его мамаша, по грузности переплюнувшая и вышеупомянутого товарища Годзиллу, поедала который бутерброд с салом, видимо, вовсе не переживая за судьбу своего дитяти.
Собака Тина поскуливала, жалуясь на свою судьбу хозяину. Хозяин слушал Катю Чехову и чесал собаке Тине где-то за ухом.
Крыса Майка, выполняя долг политического невозвращенца, тихо боялась собаку Тину и тырила у проводницы печенье, обсыпанное восхитительными зернышками кунжута и скупыми крупинками крупного сахара.
Велосипедист Вася прятал носки в велосипедный шлем, парился в велосипедном костюме и вообще думал о велосипедах. В его заднем кармане пряталась помятая купюра в тысячу русских гривен, и он в тайне от всех гордился этим фактом.
Тетя Маша скромно пила чай.
Харука Мураками прочитывался одним умным мужиком с верхней полки. Мужик, в общем-то, был слесарем, и не очень понимал, что он вообще делает, но было интересно. Еще он немного пованивал, но обвинять в этом слесаря, в благородном порыве прочитывающего Харуку Мураками, было бы просто не этично.
Сексапильная брюнетка Настя писала СМСку. Еще она делала себе маникюр, заглядывала в модный журнал и бесплатно раздавала советы попутчикам. По-этому неудивительно, что скромный парень из Запорожья так и не дождался ответа на свое короткое сообщение.
Рожденный ползать хоть раз взлетит - эта надпись красовалась на стенке в общежитии, в комнате (а точнее отгороженном шкафами и картонными стенами уголке) моей очень хорошей знакомой. Еще там были наклеены планеты и нарисованы эльфы - но тогда я этого еще не понимал. Тогда мне казались естественным среди всей этой красоты непонятные надписи на латыни и греческом, типа того, что делают себе юные девушки, учащие языки - надпись - транскрипция - перевод.