ثُمَّ ٱلْجَحِيمَ صَلُّوهُ
он расползается из книг, которые лежат по всему моему дому в постелях, в которых я сплю, и прячется в других переплётах. вот выписки эпизодов, которые сбежали из "пейзажа, нарисованного чаем" и "страшных любовных историй" в книги, в которым им не место, в книги, лежавшие рядом на моей вторничной кровати.
это - из "Голого завтрака" Уильяма Сьюарда Берроуза. обрамляющие фразы принадлежат Берроузу, но выделенное курсивом - явный перебежчик:
"...То и дело отключаюсь. Прошлой ночью проснулся от того, что кто-то сжал мою руку. Оказалось, это моя другая рука... Заснул, читая, и слова приобрели значение кода".
Второй день ищу (теперь уже не руками, а электронными системами), где же есть такой эпизод у Павича - но он точно есть! - видимо, в одном из рассказов "Вывернутой рукавицы", потому что на кровати с Берроузом лежала только она и "Пейзаж"

это - из "Сам овца" Андрея Вадимовича Макаревича.
тут сложнее, потому что одна книжка лежала на другой и Макаревич пропитался Павичем насквозь.
"То, что я сначала принимаю за отражение в воде, оказывается не отражением, а подводной частью моста, зеркально повторяющей надводную. [...] Существует обычай, по которому после смерти человека то главное, что после него остаётся - суть его жизни, - укладывается в сундучок и бросается в воду. [...]
Я думаю "Сейчас или никогда!" и выхватываю из фонтана, первое, что попадается под руку и взлетаю вверх, невысоко, что бы дед меня не достал. В руках у меня, черный портфель из искусственной кожи, с латунными замками. Из него льется вода. Старик беснуется внизу и, грозя мне кулаком, выкрикивает фразу, смысл которой я много лет не мог понять: "Кто сделает это, тот от смерти подарка не дождется!"
ну и ещё фраза, которая только кажется павичевской:
"Запомни, мудило: ангелы слышат мысли, а бесы слова. Поэтому о хорошем достаточно подумать, трендеть необязательно".