ثُمَّ ٱلْجَحِيمَ صَلُّوهُ
Нашел, нашел, нашел!
'старье поднял, неинтересное'
Зигмунд Марк Смайл – так звали убийцу. Он вытер кончики пальцев о салфетку (или лацкан пиджака – как вам удобнее), смахнул безтрахейное теперь тело со стола одним движением руки и вынул портсигар. Закурил, затушил о кожаную обивку дивана, открыл окно, закрыл его же, и вышел, оставив труп пылиться на полу. А все начиналось относительно приятно…
Смайл поскреб за ухом – странно, вроде бы мылся вчера. Индиец из соседней комнаты вшей нанес, что ли? Чего только не бывает в дешевых гостиницах. Марк вышел на кухоньку (может, стоит уже определиться, гостиница или общага?) и выудил из холодильника свой скромный обед. А, вечером он погладил бездомную кошку. Рука залетела на плечо и схватила пальцами вошь: угу, камненосая! – и сжал черными грязными пальцами. Убийца, карму испортишь! – вскричал все два месяца, пока были знакомы, молчавший индиец. God с ней, - ответил Марк Смайл, вытер кончики пальцев о салфетку, а потом и о лацканы пиджака. Никуда дальше ее не испортишь, а вошь, похоже, одна. Индиец улыбнулся: а я и не думал, что ты на хинди говоришь! Зигмунд моргнул и достал портсигар из широких коротковатых брюк. Сигарета долго не прикуривалась, в конце концов он кинул ее на кожу дивана и подошел к окну. Индиец читал какое-то подобие мантры, хотя Смайл ее даже понимал. Раскачиваясь в позе лотоса из смуглых губ неслось мычание, общий смысл которого был таков: Вот был у меня друг, все называли его пострадальцем. У него дом сгорел, пламя от свинарника перекинулось. Так он, значит, везде видел свиньяков - это такие, понимаешь, вроде кабанов, только размером с яка. И кричал тут же: "Кабаш! Кабаш!", размахивая руками. Его даже в психушку сажали, а что толку. Свиньяки, они ведь везде ходят: большииие...
Так вот они какие, эти ваши мамтры, - решил Зигмунд Смайл и сказал: меня нет. Индиец кивнул – ничего нет, мол, а Зигмунд смахнул грязь со столика кухни и пошел к лифту.
Сосед в лифте тоже выглядел неарийцем. Индеец или индиец? – улыбнулся Смайл. Венед или арий? Лифт вздрогнул, и из-под изогнутого носа краснокожего вырвалось витиеватое проклятие, звучавшее дико, но ясно и четко – головы бы всем посрубать и москитам на фиесту бросить. Смайл подумал: а что, если Вавилонскую башню строили вовсе не ввысь, а вглубь? Может, тогда знали, где Бог тусуется по ночам?
Зигмунд работал уборщиком в ресторане. Кормили там вкусно, а швабра была удобной, так что он особо не жаловался, только вот мыло ело кожу. Иногда он официантил, когда Майк Майерс, да нет, не он, а компаньон хозяина ресторана, брал что-то вроде отгула. Сегодня был типа такой день, и один пуэрториканец не захотел давать чаевые. Сука, - сказал он на своем птичьем языке, когда Смайл поднял скандал. Тогда Смайл поднял скандал – действительно поднял, а не приоткрыл. Пришел хозяин и выгнал пуэрториканца, сказав, что все они невежливые, а потом еще долго ругался с Зигмундом. Хотя, кто их там знает…
Немного погодя приперся тот самый старик, бомжеватый такой, но он показал деньги, и Марк его покормил. Правда, потом деньги стащил из его протянутой руки малыш-хулиганье из соседнего двора, Смайл решил не бежать за ним. Дедок погрустнел и сказал: ну, значит, раз уж вы меня покормили, я должен вам заплатить. Так, - ответил Зигмунд. Ну, - продолжил Санта-Клаус, расскажу-ка я вам историю. Интересную.
О Вавилонской, понимаешь ли, Воши. Или вши? Да член его знает, не интересуюсь. Вы, меня, понимаешь, поняли, простите за масло маслянистое, траву зеленотравную. Ну, знаете ли, давным-давненно люди захотели добраться до бога, потому, что у них были мертвые родственники и бизнес не шел. А вы не знали? Тогда точно надо рассказать. Значит, один мудрец им сказал: не надо строить башню, потомушо бог вряд-ли родственников вернет. И тогда один из них сказал: а почему бы и не выше бога, вдруг там кто круче есть? И стали они рыть. Или строить, кто знает. Так вот, видишь ли, бога эта идея не проперла (хотя однажды я ночевал в церкви, и священник сказалшо ничего без веления господня не происходит). (Он произнес «господня», словно это была аббревиатура от «государственная подня».) И тогда сказал бог: да ну ее нафиг, эту башню! – и смешал все языки. Да еще и молнией по… этим, как их? Сваям? Сходням? Ударил. Тогда строители не смогли договориться, кто покупает гашиш для торговцев этими, как их там? Сваями? Сходнями? и перестреляли друг друга, а башня постояла-постояла, и упала себе. Так никто и не залез к богу, а языков теперь ой-как-много! Но фишка-то не в том! Вошь одна, понимаешь ли, была назначена богом, для того, чтобы язык тот, первый, сохранить. Прыгает она по миру, кровь сосет. А кто ее убьет, тот говорить-то только по старинке, по-вавилонски начинает. Только все равно какой-нибудь комарик от него язык этот обратно заберет. Так и живем. Эх, знать бы мне, где эта вошь… - так сказал дед, и глаза у него затуманились под аккомпанемент жадно затрясшейся челюсти.
Зигмунду стало тошно и он пошел домой. А от старика и вправду воняло.
Вот Нью-Йорк, большое трансгенное яблоко, - шел и думал Марк, - растет себе и людей коллекционирует. А внизу, под ним, глубоко в земную кору уходит такая милая перевернутая башенка. Или даже две. Почему их не может быть две?
Он остановился перед вывеской. Она гласила в столбик пулеметной очередью следующее:
Кафе «Родное»…
Кафе «Родина»…
Кофейня «Мать»…
Кофе «Страна»…
И так далее, в нескольких вариациях, иногда с орфографическими ошибками. А сверху было красиво выведено «Таверна «Русь» каким-то отдельным шрифтом. Марк Смайл спросил у прохожего: а чего это столько раз одно и то же написано. Прохожий имел вид гуру и гордился обладанием такого вида, а еще он объяснил Марку, что это, мол, на разных языках, для привлечения посетителей.
Смайл шел дальше, махал руками, курил и матерился на разных языках, смакуя ситуацию. Потом увидел вдали две одинаковые башни и захихикал: баг, бля, вот же он, твой Вавилон, сколько языков тут намешано! Китаец сзади кричал что-то, полное звуков [к’], [ч’] и [и]. Вот и башни мы построили. Даже вниз докопались. Только где же ты, госсподи, чтобы покарать нас и простить лишь блоху, меня, то есть?
Смайл шел дальше, махал руками, курил, матерился, иногда потирая лацкан пиджака, а над ним быстро сближались на бреющем небоскреб и самолет. NY полнился хаосом, и среди всего этого весело скакала медленно ползущая вошь. Ей ведь ничего не угрожало.
Грузовик тряхнуло. Водитель – русский украинец – поскреб за ухом: только этого еще не хватало! Под колеса попал приличного вида мужчина в пиджаке на голую рубашку. Русак-хохол выругался: merde. И проехал мимо. Город орал, и по нему прыгала веселая блоха, вереща - не путайте меня с вошью! Позади нее дымили уже две башни, одна из них уходила под землю, где ей и самое место.
'старье поднял, неинтересное'
Бабке даже в голову не приходило, что таинственное слово "Оченаш" значит "отче наш", для нее это было просто название молитвы. Я же думал, что "Оченашем" зовут бога, что это имя должно светиться в темноте, что бабка просит сухарей - "насушного хлеба", и автоматически повторял за ней все это "не прости нам" и "не избави от лукавого"...
Анатолий Кузнецов. Бабий яр
Анатолий Кузнецов. Бабий яр
Зигмунд Марк Смайл – так звали убийцу. Он вытер кончики пальцев о салфетку (или лацкан пиджака – как вам удобнее), смахнул безтрахейное теперь тело со стола одним движением руки и вынул портсигар. Закурил, затушил о кожаную обивку дивана, открыл окно, закрыл его же, и вышел, оставив труп пылиться на полу. А все начиналось относительно приятно…
Смайл поскреб за ухом – странно, вроде бы мылся вчера. Индиец из соседней комнаты вшей нанес, что ли? Чего только не бывает в дешевых гостиницах. Марк вышел на кухоньку (может, стоит уже определиться, гостиница или общага?) и выудил из холодильника свой скромный обед. А, вечером он погладил бездомную кошку. Рука залетела на плечо и схватила пальцами вошь: угу, камненосая! – и сжал черными грязными пальцами. Убийца, карму испортишь! – вскричал все два месяца, пока были знакомы, молчавший индиец. God с ней, - ответил Марк Смайл, вытер кончики пальцев о салфетку, а потом и о лацканы пиджака. Никуда дальше ее не испортишь, а вошь, похоже, одна. Индиец улыбнулся: а я и не думал, что ты на хинди говоришь! Зигмунд моргнул и достал портсигар из широких коротковатых брюк. Сигарета долго не прикуривалась, в конце концов он кинул ее на кожу дивана и подошел к окну. Индиец читал какое-то подобие мантры, хотя Смайл ее даже понимал. Раскачиваясь в позе лотоса из смуглых губ неслось мычание, общий смысл которого был таков: Вот был у меня друг, все называли его пострадальцем. У него дом сгорел, пламя от свинарника перекинулось. Так он, значит, везде видел свиньяков - это такие, понимаешь, вроде кабанов, только размером с яка. И кричал тут же: "Кабаш! Кабаш!", размахивая руками. Его даже в психушку сажали, а что толку. Свиньяки, они ведь везде ходят: большииие...
Так вот они какие, эти ваши мамтры, - решил Зигмунд Смайл и сказал: меня нет. Индиец кивнул – ничего нет, мол, а Зигмунд смахнул грязь со столика кухни и пошел к лифту.
Сосед в лифте тоже выглядел неарийцем. Индеец или индиец? – улыбнулся Смайл. Венед или арий? Лифт вздрогнул, и из-под изогнутого носа краснокожего вырвалось витиеватое проклятие, звучавшее дико, но ясно и четко – головы бы всем посрубать и москитам на фиесту бросить. Смайл подумал: а что, если Вавилонскую башню строили вовсе не ввысь, а вглубь? Может, тогда знали, где Бог тусуется по ночам?
Зигмунд работал уборщиком в ресторане. Кормили там вкусно, а швабра была удобной, так что он особо не жаловался, только вот мыло ело кожу. Иногда он официантил, когда Майк Майерс, да нет, не он, а компаньон хозяина ресторана, брал что-то вроде отгула. Сегодня был типа такой день, и один пуэрториканец не захотел давать чаевые. Сука, - сказал он на своем птичьем языке, когда Смайл поднял скандал. Тогда Смайл поднял скандал – действительно поднял, а не приоткрыл. Пришел хозяин и выгнал пуэрториканца, сказав, что все они невежливые, а потом еще долго ругался с Зигмундом. Хотя, кто их там знает…
Немного погодя приперся тот самый старик, бомжеватый такой, но он показал деньги, и Марк его покормил. Правда, потом деньги стащил из его протянутой руки малыш-хулиганье из соседнего двора, Смайл решил не бежать за ним. Дедок погрустнел и сказал: ну, значит, раз уж вы меня покормили, я должен вам заплатить. Так, - ответил Зигмунд. Ну, - продолжил Санта-Клаус, расскажу-ка я вам историю. Интересную.
О Вавилонской, понимаешь ли, Воши. Или вши? Да член его знает, не интересуюсь. Вы, меня, понимаешь, поняли, простите за масло маслянистое, траву зеленотравную. Ну, знаете ли, давным-давненно люди захотели добраться до бога, потому, что у них были мертвые родственники и бизнес не шел. А вы не знали? Тогда точно надо рассказать. Значит, один мудрец им сказал: не надо строить башню, потомушо бог вряд-ли родственников вернет. И тогда один из них сказал: а почему бы и не выше бога, вдруг там кто круче есть? И стали они рыть. Или строить, кто знает. Так вот, видишь ли, бога эта идея не проперла (хотя однажды я ночевал в церкви, и священник сказалшо ничего без веления господня не происходит). (Он произнес «господня», словно это была аббревиатура от «государственная подня».) И тогда сказал бог: да ну ее нафиг, эту башню! – и смешал все языки. Да еще и молнией по… этим, как их? Сваям? Сходням? Ударил. Тогда строители не смогли договориться, кто покупает гашиш для торговцев этими, как их там? Сваями? Сходнями? и перестреляли друг друга, а башня постояла-постояла, и упала себе. Так никто и не залез к богу, а языков теперь ой-как-много! Но фишка-то не в том! Вошь одна, понимаешь ли, была назначена богом, для того, чтобы язык тот, первый, сохранить. Прыгает она по миру, кровь сосет. А кто ее убьет, тот говорить-то только по старинке, по-вавилонски начинает. Только все равно какой-нибудь комарик от него язык этот обратно заберет. Так и живем. Эх, знать бы мне, где эта вошь… - так сказал дед, и глаза у него затуманились под аккомпанемент жадно затрясшейся челюсти.
Зигмунду стало тошно и он пошел домой. А от старика и вправду воняло.
Вот Нью-Йорк, большое трансгенное яблоко, - шел и думал Марк, - растет себе и людей коллекционирует. А внизу, под ним, глубоко в земную кору уходит такая милая перевернутая башенка. Или даже две. Почему их не может быть две?
Он остановился перед вывеской. Она гласила в столбик пулеметной очередью следующее:
Кафе «Родное»…
Кафе «Родина»…
Кофейня «Мать»…
Кофе «Страна»…
И так далее, в нескольких вариациях, иногда с орфографическими ошибками. А сверху было красиво выведено «Таверна «Русь» каким-то отдельным шрифтом. Марк Смайл спросил у прохожего: а чего это столько раз одно и то же написано. Прохожий имел вид гуру и гордился обладанием такого вида, а еще он объяснил Марку, что это, мол, на разных языках, для привлечения посетителей.
Смайл шел дальше, махал руками, курил и матерился на разных языках, смакуя ситуацию. Потом увидел вдали две одинаковые башни и захихикал: баг, бля, вот же он, твой Вавилон, сколько языков тут намешано! Китаец сзади кричал что-то, полное звуков [к’], [ч’] и [и]. Вот и башни мы построили. Даже вниз докопались. Только где же ты, госсподи, чтобы покарать нас и простить лишь блоху, меня, то есть?
Смайл шел дальше, махал руками, курил, матерился, иногда потирая лацкан пиджака, а над ним быстро сближались на бреющем небоскреб и самолет. NY полнился хаосом, и среди всего этого весело скакала медленно ползущая вошь. Ей ведь ничего не угрожало.
Грузовик тряхнуло. Водитель – русский украинец – поскреб за ухом: только этого еще не хватало! Под колеса попал приличного вида мужчина в пиджаке на голую рубашку. Русак-хохол выругался: merde. И проехал мимо. Город орал, и по нему прыгала веселая блоха, вереща - не путайте меня с вошью! Позади нее дымили уже две башни, одна из них уходила под землю, где ей и самое место.